Читать книгу - "«Лонгхольмский сиделец» и другие… - Виктор Иванович Носатов"

– А-а, это вы, Евгений Евграфович! – обрадованно воскликнул он. – Я искренне рад видеть вас в храме. Исповедоваться пришли?

– Нет, ваше преосвященство. К исповеди я сегодня не готов, – виновато сказал Баташов, – может быть, позже, – добавил он, припадая к руке, осенившей его крестным знамением.

– Это вы, батенька, зря, – мягким, доверительным голосом продолжал уговаривать священник, – вижу, и вы сегодня не в духе. А знаете, перед отъездом в войска у меня побывал Константин Павлович. Пришел он ко мне какой-то смурной, словно в воду опущенный, а после исповеди ушел просветленный и, как всегда, неунывающий.

Баташов после этих проникновенных слов невольно улыбнулся.

– Вот и вы, зайдя в Божий храм под сенью лучезарных ликов святых земли Русской словно и в самом деле в раю побывали. И на ваше чело, я вижу, снизошла благодать Божья, – умиротворенно изрек отец Шавельский.

– В этом нет ничего удивительного, – неожиданно заявил Баташов, чем поставил священника в тупик.

– Я же родился в трех верстах от Рая! – углубил он искреннее удивление святого отца.

– Не богохульствуйте, сын мой! – строго сказал отец Шавельский.

– Я говорю вам чистую правду, – глядя в построжавшее лицо протопресвитера, настаивал на своем Баташов, – просто имение, где я появился на свет, находится в трех верстах от железнодорожной станции Рай.

Услышав это, священник облегченно вздохнул.

– Неисповедимы пути Господни! – воскликнул он. – Только вы, Евгений Евграфович, больше никому об этом не говорите.

– Но почему?

– Могут неправильно понять. Ведь не всем дано познать перипетии человеческих судеб и вечную человеческую душу…

– Благословите, святой отец!

– Благословляю, во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь! – Отец Шавельский трижды перекрестил генерала.

Одухотворенный благословением протопресвитера, Баташов продолжил свою прогулку. Выйдя на берег, он глубоко вдохнул в себя влажный сырой воздух, пахнувший речной тиной и рыбой. Тихо и умиротворенно катил свои воды Днепр, купая в них звезды, среди первых воссиявшие на небосклоне. Устоявшуюся вокруг тишину изредка нарушали прибрежные всплески волн да крики рыбарей, перекрывающих стремнину сетями. В такие минуты особенно хорошо думалось.

Плотнее закутавшись в шинель, генерал еще и еще раз прокручивал в голове последние слова союзников, случайно подслушанные им в офицерском собрании и, как он думал, напрямую связанные с отречением государя. По тону, как это было сказано британским майором, он понял, что союзники настроены именно против государя императора, который, по всей видимости, своим неожиданным решением стать во главе русской армии спутал все их карты. Отставленный от командования и сосланный на Кавказ великий князь Николай Николаевич уже не представлял собой той мощной силы, могущей заменить собой царя в случае «дворцового переворота». Что было вполне возможно, в случае, если бы государь всерьез задумался о сепаратном мире, слух о котором проник уже не только в высшие круги Петрограда, но и в Ставку.

Баташов, зная о секретных потугах немцев, пытавшихся любыми средствами склонить государя императора к миру, относился к этому скептически. Император был непреклонен, несмотря ни на миротворческие письма и телеграммы Распутина, ни на советы Александры Федоровны. Правда, одно время генерал чуть было не поверил слухам, повсеместно распространяемым либералами среди офицеров о возможной причастности к шпионству немки-царицы и ее главного советника – Распутина, но, проанализировав эти недалекие домыслы, понял, что все это всего лишь бездоказательные бредни, отголоски шпиономании, захлестнувшей после ряда трагических поражений и неоправданно быстрого отступления не только армию, но и всю страну. Для него император и императрица были и оставались помазанниками Божьими. Он только мог втайне от всех скорбеть о том, что государыня считала Распутина святым чудодейственным человеком, который из-за своих каких-то особенных качеств облегчал страдания неизлечимо больного наследника цесаревича и этим завоевал доверие и известное положение у государя и государыни. Он считал это временным несчастьем для престижа трона, полагая, что после полного выздоровления наследника Распутин просто за ненадобностью исчезнет. Баташов прекрасно знал, что все те, кто больше всех кричат о Распутине и готовы гнать его вон, находятся в оппозиции государыне, следовательно, и государю. Таким образом, переставая быть верноподданными, они увеличивали ряды врагов верховной власти. Вместо того чтобы помогать Верховному правителю в трудную годину войны, либеральная Дума, должная выражать чаяния общества, раздувала всевозможные грязные слухи о царской семье, занималась науськиванием общественности против правительства, а через правительство и против самодержавия. Поэтому министры, которые «стремились» быть ближе к обществу, попросту не могли быть лояльными в отношении власти, там царил, так называемый Прогрессивный блок, который вел «беспощадную войну» с правительством. Высших чиновников, которые ставили волю государя выше пожеланий блока, огульно называли «распутинцами». Находясь по делам службы в Петрограде и периодически бывая в знаменитом Яхт-клубе, Баташов не раз слышал великосветские разглагольствования о Распутине и «распутинцах», засевших в верховной власти, которые полностью зависят от известного всем Тобольского старца, который, в свою очередь, постоянно кичится своими близкими связями с царской семьей и т. п. Как это было не прискорбно, слышал это он и от великого князя Николая Михайловича. Тема «распутинцев» открыто обсуждалось не только в великосветских салонах и правительственных комитетах, но и в армии. Подобные разговоры не вызывали у Баташова ничего, кроме откровенной брезгливости. Это и понятно, ведь он относился к Распутину, как к необходимому злу. История знала немало таких вот проходимцев, при дворах королей, царей, рыцарей и бояр от веку были фавориты, шуты, чудаки, лекари, советчики и юродивые. Для Баташова и Распутин был тоже в этом ряду, являясь «дворовым» слугой с пороками, которые водились у бар, был «фаворитом», какие существуют у всякой толпы. Наверное, такими же были «пирожник» Меншиков, «царский забавник» Балакирев, дворецкий Кутайсов и иже с ними…

Перечитывая приказы и распоряжения, находящиеся в архиве Ставки, общаясь с хорошо знакомыми ему офицерами, бывшими в окружении «Николаши», Баташов еще и еще раз убеждался в том, что главными распространителями мифов о царице, ее советниках и евреях-шпионах были не только либералы, но и генералы во главе с «Николашей». Великий князь занял по отношению к государю, его семье и правительству нелицеприятную позицию, основанную на бесцеремонной и суровой критике действий государя императора снисходительными насмешками над ним и высокомерным пренебрежением, которые угодливо был приняты его ближайшим окружением и постепенно начали распространяться не только в тылу, но и на фронте. Такое оппозиционное по отношению к царю и правительству положение стало для него основным средством к оправданию себя в военных неудачах и в то же время первопричиной его явно разрекламированной популярности. Баташов прекрасно знал о стратегических талантах «Николаши», который расценивал явления войны по-обывательски